Хотелось бы думать, что всё хорошо.
Однако, чем дальше в лес, тем больше растет ощущение какой-то непонятно откуда взявшейся пустоты и недосказанности. И, вроде бы, все вполне прекрасно: я все успеваю и довольна собой. И, в то же время, нет, не довольна. Не понимаю, правда, чем.
В сухом остатке - потерянная и немного расстроенная я. Хотя, быть может, это просто моя реакция на вчерашний бурный праздник - день рождения Полины, который мы отмечали в необычном месте под названием "Самбреро". Кстати говоря, праздник получился веселый, хотя и без размаха - обожаю Полину за то, что она, как и я, не любит шумных вечеринок. На такую бы у меня вряд ли хватило сил с моим нынешним графиком.
Мне нестерпимо хочется остаться одной, потому что уже много дней подряд я постоянно нахожусь в толпе. На самом деле, мне нравятся журфаковцы - они очень легко идут на контакт, и с ними даже мне хочется много и громко разговаривать. Такая у нас там специфическая атмосфера: все время друг друга перекрикиваем. Это здорово, это - абсолютно другой мир, по сравнению даже с тем же соцфаком.
Кстати говоря, там (вот уж не ожидала) я впервые в жизни встретила преподавателя, который своими лекциями сразил наповал. В прошлом семестре из-за постоянных нервов и вообще крайней степени суматохи вокруг, я слушала его, но не прислушивалась особо: интересно, здорово, ну и всё. А теперь я поняла: таких преподавателей - один на миллион. Настолько заинтересовать студента - это надо уметь. Да еще и зарубежной литературой 17-18 веков (ну и всем, что до этого). Короче говоря, он просто очаровательный. При всем при том лекции читаются с таким лицом, что кажется, будто он люто ненавидит всю эту серую массу, сидящую перед ним. Но это не мешает хотеть его слушать, удивительно. Парадоксально.
И вообще, он, кажется, последняя капля, заполнившая чашу моей уверенности в том, что преподавать в вузах непременно должны мужчины: это такая специфическая профессия, где женщины почему-то не вызывают доверия. Строго говоря, женщины лично меня мало чему научили. Как социолог, могу предположить, что это все настолько жутко субъективно, что стыдно было это даже печатать. А как журналист, я напечатать это должна, потому что это чрезвычайно субъективно, - это как раз то, чему место в личном дневнике. Ладно, к черту бредовые мыслеформы.
Недавно мы перевезли домой дедушкину библиотеку, и теперь мы обладаем двумя огромными книжными шкафами, заполненными томами прекрасной литературы. Кажется, мне за всю жизнь этого не перечитать. Одно только осбрание сочинений Шекспира чего стоит. Или Мопассан вот. Или "История государства Российского". Охохо. Иногда я боюсь, что всё это богатство досталось не тому человеку, что я не смогу с таким же великим трепетом относиться к этим книгам, как относился он. Но я попробую, дедушка, я попробую. Помню, как он грозно и раскатисто объяснял мне маленькой, что книги ни в коем случае нельзя класть открытыми обложкой вверх - они портятся. А в каком он был ужасе от того, что я лет в четырнадцать обожала загибать уголки страничек вместо того, чтобы класть закладки!.. Я думаю, если бы он видел, что я покупаю дешевые издания книг только для того, чтобы выделять внутри понравившиеся цитаты маркером и записывать заметки на полях, он бы от меня отрёкся. Я не серьезно, конечно; но, уверена, у нас был бы очень серьезный разговор.
Я долго думала, и пришла к выводу, что я безумно горжусь тем, что человек, так бережно относящийся к знаниям, был моим родным дедушкой. И теперь я вижу, как многое нас связывало: жаль, что уже поздно. Удивительно, но при последнем разговоре мы обсуждали какие-то незначительные вещи, но так и не поговорили о главном. Ни о чем из главного. Я второй раз активно не понимаю, как мне жить, зная, что мой последний разговор с человеком был именно таким, а не другим. Как вообще люди живут с этим?..
Когда мы разбирали его вещи, я чувствовала себя жуликом, который все время оглядывается на дверь в ожидании хозяина. Когда я запаковывала книги, я всё думала о том, что вот эта книга, видно, много раз читана, а вот эта - возможно, даже не открывалась. Вот эту он, кажется, очень любил - стоит прямо перед самым носом, да еще и легко открывается на любой страничке.
В середине работы выяснилось, что у меня страшная аллергия на книжную пыль: руки покрылись красными пятнами, от которых не спасал даже любимый синафлан. Чуть теплая вода щипала, кожа припухла, стала сухой и смотрелась ужасно.
Но я не могла доверить библиотеку никому другому: это то наследие, с которым я должна была разобраться сама. Папа был не против - помимо книг от дедушки осталось достаточно. А я день за днем узнавала все больше о дедушке, которого, кажется, совсем не знала.
Ведь ясно как день, что библиотека может многое сказать о человеке - мне она сказала почти всё. Она показала мне его со всех сторон, и я бы не сказала, что я сделала мало открытий. Возможно, я знала абсолютно другого человека - не того, который был на самом деле. Возможно-возможно-возможно. Совершенно точно только то, что я - это продолжение его; и, как бы меня это ни пугало, я похожа на него ужасно. На самом деле, он был хорошим человеком; надеюсь, обо мне тоже когда-нибудь можно будет так сказать.
Но вернемся к тому, что я хотела бы рассказать ещё о моей сегодняшней жизни.
Вот, например, позавчера мне внезапно подарили ежедневник - просто так, потому что утро, и потому что человек обо мне подумал. Зашёл в магазин, увидел эту книжечку и решил - подарю-ка я ее Насте! Она не перестает меня удивлять. Я уже как-то писала про свою удивительнейшую однокурсницу, Полину, - более позитивных, светлых, добрых людей, чем она, я просто решительно не знаю. Так вот, это была она. И я глубоко тронута. Снова.
Или вот еще что: вчера я сдала экзамен, как раз-таки по зарубежной литературе. Экзамен проходил в виде теста, и я набрала 17 баллов из 18. Я собой довольна, но мне ужасно понравилось сдавать ему экзамен в прошлый раз - по вопросам, лично. С ним здорово разговаривать, хоть и стресса больше. В моей жизни впервые мне понравилось сдавать экзамен. С ума сойти.
А, вот еще: на паре по русской литературе Серебряного века я была единственной, кто процитировал Мандельштама, и одной из немногих, кто вспомнил стихи Блока. Я думаю, это - маленький повод гордиться собой.
В общем, я всё еще подавлена, но с этим можно жить. И вообще, всё налаживается: скоро этот непривычный для апреля холод сменит чудесное весеннее тепло, которое я так люблю; скоро мне стукнет двадцать, а потом... Потом будет легкая (потому что одна, а не две параллельно) сессия, а за ней - лето... Как много в этом слове мечты, поэзии, чувства. Как много можно сделать, сколько вдохновения, жизни, силы в этом времени года! Я жду не дождусь, когда меня отпустит вся эта хандра - а это непременно случится, как только солнце воцарится над Москвой.
X.O.X.O.