Все слова - не те.
А что "Москва"? Москва - королевишна, охочая до богатств и сплетен, но справедливая. Она, как многоликий и совсем неоднозначный герой моего плоского жизненного романа.
Сколько же еще столетий будет она копить в себе мудрость поколений и их капитал?
Москвичи знают Москву многогранную: чистую, грязную; порочную, как Рим и крылатую, как Константинополь. За храмом Божьим тут собираются проститутки и наркоманы, на детских площадках ошиваются пьяницы и попрошайки, а в спальных районах ночами грохочет музыка. Нет, это не трущобы и не крах духовной столицы: это современность, которая затянула в себя даже старинные улочки Китай-города.
Москва сейчас похожа на сиротинушку: одинокая, серая, а все потому что зима бесснежная и тепло-промозглая. Веточки оголившихся деревьев так и норовят треснуть по лбу под бушующим ветром: защищаются от нежеланных гостей. Легкий морозец и хмурое небо, заледенелый асфальт и рисованные сеточки увядшей травы - такова она, бедная, сейчас, зимой. Я например только и жду снежного одеяла, и чтобы она закуталась в него поскорее, а то озябнет.
Но величие ее, ее стержень всегда при ней. Москва рябит в глазах огнями, манит афишами, притесняет толпами, окружает кольцами, дымит машинами, чарует зданиями, плачет фейерверками. И не грустная она совсем, только усталая за свою многовековую жизнь одним днем. Она живет моментами, и куда уж хроникам за ней угнаться. Поспеть бы написать самое главное... О том, как в восемь-двадцать гаснут уличные фонари и опускается зимний мрак, как будто еще вечер, а город тем временем будто просыпается, лениво потягиваясь, хотя никогда в сущности и не засыпал.
Сколько же еще столетий будет она копить в себе мудрость поколений и их капитал?
Москвичи знают Москву многогранную: чистую, грязную; порочную, как Рим и крылатую, как Константинополь. За храмом Божьим тут собираются проститутки и наркоманы, на детских площадках ошиваются пьяницы и попрошайки, а в спальных районах ночами грохочет музыка. Нет, это не трущобы и не крах духовной столицы: это современность, которая затянула в себя даже старинные улочки Китай-города.
Москва сейчас похожа на сиротинушку: одинокая, серая, а все потому что зима бесснежная и тепло-промозглая. Веточки оголившихся деревьев так и норовят треснуть по лбу под бушующим ветром: защищаются от нежеланных гостей. Легкий морозец и хмурое небо, заледенелый асфальт и рисованные сеточки увядшей травы - такова она, бедная, сейчас, зимой. Я например только и жду снежного одеяла, и чтобы она закуталась в него поскорее, а то озябнет.
Но величие ее, ее стержень всегда при ней. Москва рябит в глазах огнями, манит афишами, притесняет толпами, окружает кольцами, дымит машинами, чарует зданиями, плачет фейерверками. И не грустная она совсем, только усталая за свою многовековую жизнь одним днем. Она живет моментами, и куда уж хроникам за ней угнаться. Поспеть бы написать самое главное... О том, как в восемь-двадцать гаснут уличные фонари и опускается зимний мрак, как будто еще вечер, а город тем временем будто просыпается, лениво потягиваясь, хотя никогда в сущности и не засыпал.